Синдаловский Н. От Романова до Романова. Послереволюционная судьба Петербурга в городском фольклоре // Нева. – 2012. – N 9.

И кто сказал, что журнальная публицистика нечто скучное и в нашу компьютерную эпоху для массового чтения не предназначенное?
Сегодня публицисты-историки, назовем их так, все чаще при анализе ушедших эпох опираются не только на рукописи, дневники и письма, но и на бессмертный городской фольклор. Сочетание юмора, бьющего не в бровь, а прямо в глаз, с глубокой народной мудростью как нельзя лучше передает исторический колорит и иллюстрирует теперь уже азбучную истину: «Человечество, смеясь, расстается со своим прошлым».

Подборка статей Наума Синдаловского, опубликованная в 9-12 номерах журнала «Нева» за 2012 год и посвященная петербургскому, а позже ленинградскому фольклору - блестящее тому доказательство. Автор, не загружая наши мозги сложными умозаключениями, просто поведал о том, как призму народного сознания в анекдотах, байках и легендах отразились вехи российской истории.

Первая из статей – о трагических и драматических событиях 20 века: от революции до брежневского застоя.

Во время красного революционного террора, как известно, беспощадному разгрому и разграблению подвергались «национализированные» частные особняки. В объятом паникой Петербурге рассказывали легенду «хитрой графине Клейнмихель», богатый особняк которой удалось спасти только благодаря сообразительности графини. Она будто бы закрыла все окна ставнями, заперла двери и повесила перед входом в дом рукописный плакат: «Не трогать! Дом является собственностью Петроградского совета. Графиня Клейнмихель отправлена в Петропавловскую крепость». Сама же графиня в это время находилась в доме и обдумывала план побега.

Народ, надо сказать, очень трезво оценивал происходящие события и далеко не всегда очаровывался большевистскими идеологическими догмами. Вот несколько анекдотов о Ленине: «Давайте выпьем, Владимир Ильич, - предложил однажды верный Дзержинский. «Нет, батенька, больше не пью. Помню как-то в апгеле нализались. Занесло на Финляндский вокзал, взобгался на бгонивичок и такое нес – до сих пор разобгаться не могут».

Народное здравомыслие проявлялось и в том, что результатами революции многие тоже не обольщались: «Внучка декабриста слышит на улице шум и посылает прислугу узнать, в чем дело. Вскоре прислуга сообщает: «Там революция, барыня. О, революция! Это великолепно! Мой дед тоже был революционером! И чего же они хотят?» - «Они хотят, чтобы не было богатых». – «Странно, мой дед хотел, чтобы не было бедных».

В одном из анекдотов Луначарский обратился к известному литератору: «Мы решили поставить памятник Достоевскому. Что бы вы посоветовали написать на пъедестале?» - «Достоевскому – от благодарных бесов», - последовал ответ.

Что можно еще добавить к тому, что хорошо известно о ленинградской блокаде, помимо дневников, очерков, писем? Конечно же, городской фольклор. Смерть становится явлением столь будничным, что шутки на ее тему - как нечто само собой разумеющееся: «Как поживаешь?» - спрашивает при встрече один блокадник другого. «Как трамвай четвертого маршрута : по Голодаю, по Голодаю – и на Волково». Один из немногих трамвайных маршрутов блокадного времени – N 4 - начинался на острове Голодай, а заканчивался вблизи старинного Волкова кладбища. На созвучии названия острова с формой глагола «голодать» и построена игра смыслов в этом блестящем «языковом» анекдоте.

Во времена брежневского застоя ядовитые языки чаще всего судачили о первом секретаре Ленинградского обкома КПСС, случайном однофамильце царской династии – Григории Романове. Именно он в народном сознании стал олицетворением партийно-бюрократического ханжества и чванства, и далеко не все представители царской фамилии могли похвастаться таким количеством анекдотов, частушек и поговорок, им посвященным, как одиозное первое лицо города Ленинграда. Как пример - школьная страшилка, один из популярнейших жанров детского фольклора: Дети играли в Сашу Ульянова: Бросили бомбу в машину Романова.

В скандальной мифологии эпохи застоя ходила легенда о небывало роскошной свадьбе, которую Романов организовал в Таврическом дворце среди блестящих вельможных интерьеров для своей дочери. На эту свадьбу хозяин Ленинграда якобы велел доставить из Эрмитажа парадный царский сервиз на 144 персоны, ну а в процессе торжества пьяные высокопоставленные гости этот сервиз будто бы благополучно расколотили. Что, в свою очередь, и послужило причиной отставки первого лица города, инициированной Андроповым. Именно благодаря этой легенде скандальный Романов запомнился народу надолго.